Раньше, вплоть до ХХ века, были распространены на Русском Севере такие странные женские характеристики как самоходка или самокрутка. Кого так называли?
С самоходкой угадать не сложно по звучанию слова - это девушка, вышедшая замуж без воли родителей, то есть "своим ходом".
А вот с самокруткой все посложнее. Дело в том, что без ведома родителей невест не крали, а брали все-таки именно по ее согласию и по любви. Если за девушку сватался не один жених, а два или даже три мужчины, то был шанс, что выдадут ее не за того, кто ей самой приглянулся, а просто за более выгодного, например, более богатого жениха. В этом случае девушка сговаривалась с любимым парнем и скрытно уходила из дома, забрав с собой одежду. Замуж, соответственно, выходила тоже тайком.
Так вот, почему же, собственно, такую девушку звали не самоходкой, а самокруткой. Дело в том, что при стандартном браке, когда все делалось с согласия родителей и по-правильному, сразу после венца сватья-кручельщица крутила или заплетала волосы невесты в две косы, а на голову надевала повойник.
А вот если сватьи не было (а при тайном сговоре ее, конечно, нет), тогда девушка волосы убирала под повойник самостоятельно. И при этом не заплетала в две косы, а оставляла убранной в одну косу, по-девичьи. Поэтому такую девушку и звали самокруткой.
А вообще на селе, вплоть до середины ХХ века это самовольство не особо одобряли, хотя оно уже и было распространено.
Вот, например, одна женщина (семидесятилетняя жительница деревни Ваймуши - Александра Тимофеевна Нифантьева) рассказывает, как в двадцатые годы прошлого века ее насильно сосватали замуж.
"– Нонешних девок силом не отдашь. Ноне девки сами взамуж идут – самоходками… А у меня что было? Ой, были муки у меня! Ой, худо шла! Вся моя свадьба – дак уж ой!
Как пословица-то баит: «Выбирай корову по рогам, лошадь по зубам, а невесту – по отцу-матери да по годам, чтоб ядрёна была». Воти у меня так вышло. Видать, приглянулась кому-то на гуляньях, да тот и сватов заслал…
Пришли. А я на повети захоронилась, ухо к дверям приложила и слышу, как про меня толкуют, обговаривают всё как есть. А сердчишко так и бьётся, бьётся – не успокоится: конец моей девьей жизни, думаю…
Как сватов проводили, мать ко мне: «Ты нашего хлеба наелася, нашей работушки наробилась…» - и плат с головы тянет. Я тут и заголосила: «Ты, родимая моя матенка, о чём на меня осердиласе, о чём дак прогневаласе? Разве я у вас работушки не робила? По утру раннему да не вставала, жаркой печеньки да не затопляла? По поветочку-то не ходила, кота рогатого да не кормила?» Я сильно плачула. Ой, как сильно!
А как слёзы-то повытекли, спрашиваю: «Что за жених-то? Может, чухарёк какой? Поглядеть бы надо». Мать-то и отвечает: «Чего его смотреть! Парень не увечный, а человечный. Радуйся, девка, что такой попался». И весь сказ. И не знаю я, что делать-то. Не то вольной жинью шататья, не то взамуж собираться. Жалко судьбы-то. Уж как я худо-бедно жила, а всё ж воля. И всё плачу, плачу – в слезах плаваю…
На утро уж и сват приходит. Мать ему баит: не согласна, мол, девка взамуж ходить, погодить бы надо, подумать… А сват сердитой: «Чего они понимаю, девки-ти? Баско гуляют да весело играют – и всё тут. К рукам прибирать надо». Ну и прибрали. Стали со сватом чай пить да разговоры водить – просватали.
На смотринах я вовсе как каменная была. Жених со сватами по лавкам сидят, а я набычилась, голову вниз держу. Не хотела взамуж, ой как не хотела! Усохла я с печали-то, глаза от слёз запухли… Жених-от и спрашивает: «Согласна, Лександра Тимофеевна?» А я молчу, не вижу жениха-то – пропади он пропадом! Порато долго молчала. За меня отец с матерью ответили: «У девки от счастья язык отнялся. Задурела совсем». Во как сказанули!
С того дня, как меня просватали, я уж не выходила никуда без креста. Так уж положено. Невесте оберег давался от всякого тут колдовства. «На хлеб на соль и на булат-камень нет супостата, так и на рабу божью Александру нет ни злодея, ни лиходея…» Оберег тот и помог мне, порато помог. Хороший мужик попался, ой, хороший! Всё по лесам робил, роботной был Афанасий. Тринадцать годов как помер". - Из книги: Ларин О.И. "Узоры по Солнцу". М.: Советский писатель, 1976. - 192 с.
Думаю, она была уже из последнего поколения, которое на Русском Севере отдавали по сговору. Теперь-то сговор кажется чем-то диким, а так называемое "самоходство" - естественным правом любой женщины. Так мораль переменилась буквально за десятки лет.
Хотя, при этом "самоходками" девушек в деревнях продолжали по инерции звать еще в 50-60-х годах прошлого века, а может и подольше. Но теперь, как мне кажется, если этот термин и употребляется, то только стариками, по привычке.
Свежие комментарии