Реквием по 11 сентября: почему Россия и США не стали братьями по оружию

 

© Михаил Салтыков / Коллаж / Ridus.ru

Спустя 20 лет после атаки исламских террористов на башни-близнецы и Пентагон не только США, но и весь мир продолжает ощущать на себе последствия теракта и повлеченных им возмездия и глобальной войны с террором. Нынешняя круглая дата — хороший повод оглянуться, посмотреть в прошлое и взглянуть на настоящее, чтобы понять, как события «9/11» навсегда изменили наш мир. А заодно убедиться, что политики, прежде всего на Западе, в очередной раз не выучили урок истории.

По мнению социолога Дипака Гупты, несмотря на взрыв в Оклахома-Сити, устроенный Тимоти Маквеем в 1995 году, до 2001 года США оставались в значительной степени свободными от террора на своей собственной территории. Хотя «Аль-Каида»* напрямую была нацелена на США еще с начала 1990-х и была ответственна за взрыв в 1993 году Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, за атаки на эсминец «Коул» у побережья Йемена в 1998 году и посольства США в Танзании и Кении, казалось абсурдным, что относительно небольшая группа людей, какими бы решительными они ни были, может атаковать мировую сверхдержаву.

Сказалось и то, что в момент, когда происходили все эти теракты, Америку больше заботили амурные похождения Билла Клинтона, пятна на платье Моники Левински и ложь президента Конгрессу. В результате, когда администрация Буша пришла к власти, она почти не заметила планов, вынашиваемых группой изгнанников в далеком Афганистане.

Ужас 11 сентября побудил мир объединиться, чтобы попытаться победить терроризм. Внезапно после терактов терроризм стал не только делом каждого, но и краеугольным камнем внешней и даже внутренней политики США.

«Доктрина Буша» после 11 сентября провозгласила миру: «вы с нами или против нас». Две войны были развязаны во имя борьбы с терроризмом за рубежом. Однако практически сразу же были сделаны серьезнейшие ошибки, которые свели на нет то, что основатель частной военной компании Blackwater боец спецназа ВМФ США Эрик Принс назвал «величайшим успехом ЦРУ и сил спецназначения, достигнутым в первые полгода войны».

Самой роковой из них исследователи называют вторжение в Ирак в марте 2003 года.

Уничтожение иракских вооруженных сил и крах режима Хусейна привели к гражданской войне, создав условия для подъема «Аль-Каиды»* в Ираке. Вывод США создал самопровозглашенное «Исламское государство»* — движение, охватившее Ирак и Сирию. Хотя сегодня «Исламское государство»* — это тень того, чем оно было в 2015 году, его идеология и оперативные структуры представляют серьезную угрозу международной безопасности и стабильности,— утверждает профессор Школы международных исследований им С. Раджаратнама (Сингапур) Рохан Гунаратна.

Упущенный Западом «русский шанс»

При всей трагичности происходящего, именно 11 сентября 2001 года стало отчетливо видно, что все разговоры дугиных и прохановых об особом «евразийстве» России, «всю свою историю противостоящей Западу», не стоят и гроша.

Реакция россиян — обывателей и политиков показывала, что Россия — часть европейской цивилизации, а у жителей Москвы гораздо больше общего с погрузившимися в траур Европой и США, чем с пляшущими от радости при виде горящих «близнецов» обитателями «арабской улицы».

Испытавшие на себе ужас массового террора во время взрывов домов в Москве и Волгодонске, наши сограждане в тот день в подавляющем большинстве были душой с Америкой.

Я не думаю, что были какие-то реальные посылки к тому, чтобы на этом фоне сформировать нечто такое серьёзное, но это просто был именно эмоциональный момент единения всего западного мира, к которому Россия, конечно же, имеет отношение, — считает американист Малек Дудаков.

То, как восприняли теракт общество и власти в России и как оценили эту реакцию на Западе, дало, как отмечал в 2006-м автор публикации на сайте «Русской службы „Би-би-си“», политологам и политикам основание говорить, что одним из глобальных последствий трагедии станет окончательное завершение холодной войны и переход отношений России и Запада на союзнический уровень.

Впервые после Второй мировой войны Запад и Москва оказались перед лицом общего врага, посягающего на самые основы нашей цивилизации и образа жизни. Владимир Путин едва ли не первым из мировых лидеров позвонил Джорджу Бушу со словами сочувствия и поддержки. И во время последовавшей операции по выкорчевыванию «Аль-Каиды»* из Афганистана Россия вела себя, с точки зрения Запада, как надо,— отмечал Артем Кречетников (ВВС).

Лучше всего отношение к происходящему внезапному сближению выразил политолог Глеб Павловский, бросивший фразу, что «лучше иметь американские базы в Средней Азии, нежели „Талибан“* в Казани». Но уже в феврале 2007 года Владимир Путин произнес «мюнхенскую речь», которая подвела черту под несостоявшимся «романом» России и Запада, а по сути стала объявлением новой холодной войны.

Сегодня тот же Глеб Павловский уверен: во многом вина за такой итог лежит на политиках США и Европы.

По словам господина Павловского, первая проблема заключалась в том, что мы не получили того, на что рассчитывали, — баз в средней Азии, на основе которых шла бы совместная борьба с террором.

Они (базы. — Прим. «Ридуса») были вполне возможны, если бы возникло более тесное взаимодействие Москвы и Вашингтона, но оно не возникло. Джордж Буш-младший действительно какое-то время — несколько лет — был эталоном политики для Путина и многому его научил. Но при этом он не сделал ни шагу навстречу России, и новое НАТО с участием России не возникло,— сказал «Ридусу» господин Павловский.

Важность эмоционального воздействия 11 сентября переоценить трудно. В нашей стране атака исламских террористов на США воспринималась как действия на «втором фронте» духовных братьев исполнителей актов терроризма в Москве, Волгодонске, а позднее и в Беслане.

Немецкий политолог Петер Шульце в 2006 году утверждал, что подъем «Аль-Каиды»* привел к смене идеологических целей в чеченском конфликте.

Была ли прямая связь между событиями в России и атакой на Америку, сказать трудно, но, по мнению Шульце, теракты 11 сентября «катапультировали» Россию в высшую лигу мировой политической арены.

До этого Россия находилась на задворках международной политики, однако осенью 2001 года Запад осознал, что решать международные конфликты без участия Москвы невозможно,— утверждал немецкий политолог.

Но у партнеров на Западе было другое мнение или иные соображения. И, как отметил американист Малек Дудаков, когда момент единения заместился уже обычной политикой, вернулись те противоречия, которые никуда не исчезали, что в экономике, что в торговле, что в геополитике. Был ли тот момент шансом России и США найти общую дорогу? Малек Дудаков считает, что да.

Нужно понимать, что в начале нулевых уровень антиамериканизма в России был очень невысокий. Да, был всплеск после событий в Югославии в 1999 году. Но он быстро закончился, и системного антиамериканизма тогда еще в России не было. И, конечно, Россия сочувственно относилась к Америке, потому что в нашей стране проблема терроризма тогда стояла тоже очень остро на фоне происходящего в Чечне, тех терактов, которые в это время уже происходили там.
Россия была очевидной жертвой международного терроризма, финансируемого из Катара и других исламских государств. Но этот момент единения не продержался и полутора лет. Все идеи, которые имелись у российского руководства, насчет того, что мы можем сейчас создать единый фронт борьбы с терроризмом, западным истеблишментом рассматривались именно в утилитарном плане,— отмечает господин Дудаков.

По его мнению, наша страна ожидала единения в духе «Новой Антанты», в то время как западный истеблишмент в лице британского премьера Тони Блэра, президента США Джорджа Буша-младшего и других лидеров Запада видели в России определённый инструмент для борьбы с терроризмом, но не более того.

Отношение неоконсерваторов к России было утилитарным, отчасти недоверчивым и довольно снисходительным. Россию не ставили в известность по поводу войны в Ираке, хотя наше руководство помогало Бушу с операцией Афганистане логистически. Оно считало себя обманутым. И я думаю, что это во многом повлияло на будущее там ухудшение отношений,— уверен Малек Дудаков.

Как отметил господин Павловский, именно российским министром обороны Сергеем Ивановым еще до 11 сентября была поставлена проблема талибов*. Но тогда Запад отмахнулся от нее.

Еще тогда Сергеем Борисовичем Ивановым было сказано, что Россия готова к военному сдерживанию талибов*, которые уже подошли к границам наших союзников в Центральный Азии. Ну, и что это вызвало тогда? Я хорошо помню, что это вызвало, — хохот прессы как российской, так и западной: «Какие талибы*? О чем вы говорите?!» — вспоминает Глеб Павловский.

Как считает политолог, энтузиазм российских властей после 11 сентября был достаточно быстро остужен и тем, что западные разведки не отказались от активности в зоне Северного Кавказа, а даже усилили ее, и это было болезненно воспринято в России.

Не добавили теплоты отношениям и двойные стандарты.

Как отмечалось в публикации «Би-би-си», с Запада постоянно звучали оговорки, что Чечня — особый случай, и там критиковали Кремль за избыточное, по его мнению, использование силы и нарушение прав человека.

В то же самое время США и их союзники по НАТО поставили на конвейер практику «поймать или убить» и вынесение смертных приговоров, которые приводились в исполнение пуском ракеты с беспилотника, невзирая на «побочный ущерб».

По мнению господина Павловского, прошедшее двадцатилетие — «это в общем история неудачи».

Первые два президентства Путина — это история о неудаче альянса с Соединёнными Штатами, и глупо было бы не замечать этого,— считает Глеб Павловский.

Стреляли по талибам*, а попали по свободе

Злая ирония истории заключается в том, что больше всего от борьбы с террором пострадало не средневековое общество в афганских горах, а цивилизованный мир.

Плодом двадцатилетних усилий Запада по искоренению исламского терроризма стала эрозия гражданских прав, личных свобод, юридической системы западного мира и даже безопасность.

Как указывает руководитель исследовательского отдела Польского института международных отношений (Польша) Патриция Саснал в своей статье на сайте Council of Councils, в борьбе с террором США не только привлекали своих союзников на Востоке к незаконным действиям, но и использовали вольное обращение авторитарных режимов с правами человека, передавая подозреваемых, задержанных в Афганистане, Ираке и Пакистане, для допросов спецслужбам арабских стран.

В обмен на сотрудничество в борьбе с терроризмом Соединенные Штаты закрывали глаза на нарушения прав человека в виде длительного чрезвычайного положения и слушания дел о терроризме с нечетким определением в специальных трибуналах, — подчеркивает исследователь.

«Реакция США и всего мира на теракты 11 сентября привела к значительным изменениям в толковании норм международного права и государственной практики, регулирующих применение силы против террористов», — отметил Джон Б. Беллинджер III, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (США).

Несмотря на озабоченность правозащитников, администрация Обамы и власти многих других стран признали, что правительства могут использовать военную силу против негосударственных группировок, таких как «Аль-Каида»* и ИГИЛ*.

Робкие возражения правозащитников вызывал тот факт, что международные законы ведения войны были заменены внутригосударственными законами о борьбе с терроризмом. Администрацию Буша критиковали за то, что она поместила сотни задержанных членов «Аль-Каиды»* и «Талибана»* в «юридическую черную дыру», не классифицируя их ни как подозреваемых в совершении уголовных преступлений по законам США, ни как военнопленных согласно Женевским конвенциям.

За два десятилетия, прошедшие после 11 сентября, международная система прав человека подверглась злоупотреблениям и ослабла. Глобальная война с террором стерла границы войны, террора и прав человека. Этот новый вид вооруженного конфликта — географически и временно неограниченный — ведется между террористами и контртеррористами, где все нарушают права человека,— отмечает Патриция Саснал.

Вдохновившись примером американцев, автократии по всему миру стали применять их опыт. Итогом, по мнению Патриции Саснал, стало общественное недовольство уничтожением имевшихся свобод в странах Востока. Это среди прочих причин спровоцировало события «арабской весны» 2011 года, приведшей к падению некоторых режимов. Но во многих случаях ее результатами стали еще большие нарушения.

Следствием войны с терроризмом после 11 сентября является то, что антитеррористическая борьба стала общепринятым предлогом для проведения других, не связанных между собой политик во всем мире. Китай и Россия часто используют его для оправдания действий против оппозиции, активистов, меньшинств или интервенции в третьих странах, — утверждает госпожа Саснал.

По словам Глеба Павловского, в России произошло то же самое, что и на Западе с его эрозией свободы.

Терроризм в каком-то смысле преуспел и на Западе, и на Востоке. Он навязал совершенно ложную политическую повестку, из которой Америка и Россия до сих пор не выбрались. Он привёл к снижению качества политической атмосферы и в той стране, и в другой и [принес] много других проблем,— уверен Глеб Павловский.

Глядя на то, как реагируют власти во всем мире на террор, извлекая из него выгоду в виде обретения все большей власти и контроля над обществом и населением, возникает соблазн впасть в конспирологию. Действия террористов прекрасно укладываются в схему, согласно которой теракты и последующие реакции властей, ограничивающие права и нивелирующие свободы граждан, — звенья одной цепи.

Однако, как уверен Малек Дудаков, никакой конспирологии здесь нет.

Совершенно очевидно, что бюрократии и власть имущим абсолютно выгодно происходящее. Здесь нет никакой конспирологии. Они просто извлекают выгоду из событий. Опять же, из этого не стоит делать конспирологический вывод, что за этими событиями стояли представители власти, что Путин взрывает Россию или Буш взрывает башни-близнецы. Эти операции весьма неэтичные и неминуемо привели бы к тому, что появилось бы немалое количество рядовых сотрудников, которые бы это всё сдали. Такого масштаба операции осуществлять втайне нереально,— уверен господин Дудаков.

Однако он отмечает, что этим «кредитом», выданным террористами, власть без колебаний воспользовалась: кто-то из благих намерений, кто-то наоборот.

Факт в том, что Deep State — то самое «глубинное государство» — значительно усилилось именно после 11 сентября, — делает вывод Малек Дудаков.

Царство «Старшего брата»

Другим последствием борьбы с террором стало появление технологий и практик, обеспечивших возможность тотальной слежки за населением.

Как указывают авторы последнего исследования Pew Research, подобно тому, как американцы в значительной степени одобряли использование военной силы США в ответ на теракты 11 сентября, они изначально были открыты для других далекоидущих мер по борьбе с терроризмом внутри страны и за рубежом.

Например, после атаки большинство поддержало требование, чтобы все граждане имели национальные удостоверения личности, чтобы позволить ЦРУ заключать контракты с преступниками для преследования подозреваемых террористов и убивать террористов за границей. Тем не менее большинство выступило против того, чтобы власти могли контролировать их электронную почту и телефонные звонки (77% выступили против). И хотя 29% поддержали создание лагерей для интернирования легальных иммигрантов из недружественных стран во время напряженности или кризиса, 57% выступили против такой меры.

Было ясно, что с точки зрения общественности баланс между защитой гражданских свобод и защитой страны от терроризма изменился.

В сентябре 2001-го и январе 2002-го большинство (55%) заявило, что для обуздания терроризма в США среднему гражданину необходимо отказаться от некоторых гражданских свобод. В 1997 году только 29% считали, что это необходимо.

В течение следующих двух десятилетий все больше американцев говорили, что их сильнее беспокоит то, что правительство не так продвинулось в защите страны от терроризма, как в ограничении гражданских свобод.

На сегодня у все большего числа людей складывается впечатление, что для западной цивилизации и для России итогом двадцатилетней борьбы с террором стала эрозия прав человека, гражданских прав, власть вездесущего «Старшего брата», многократно превосходящего в своей всеобъемлемости то, что предвидел в романе «1984» Джордж Оруэлл.

Это абсолютно верное ощущение. В борьбе с внешней угрозой гражданские права во многом были подорваны. Началась массовая слежка спецслужб за обществом и контроль на всех уровнях. В США появились новые агентства, такие как Администрация безопасности на транспорте, просто для того, чтобы следить за народом.
Эффект для западного общества был гораздо значительнее, чем для тех самых пуштунов, которые, если уж совсем прямо говорить, как жили в средневековье своем, так и остались. Западный мир переварил, но во многом не в правильном ключе, все то, что произошло, — уверен Малек Дудаков.

Атаки 11 сентября коренным образом изменили структуру разведывательного сообщества США и их ближайших союзников. По словам бывшего руководителя одного из управлений ЦРУ, оно претерпело масштабную эволюцию — от «собирательства» к «охоте», для чего активно использовало компьютерные технологии распознавания, анализа и слежки.

Эта новая миссия поддержала акцент на «кинетическом» противодействии терроризму, закрепленном в Стратегии национальной безопасности США 2002 года, — отмечает Уэсли Уорк, старший научный сотрудник Центра инноваций в международном управлении (Канада).

Одним из пугающих результатов развития технологий борьбы с террором стала коммерциализация ее инструментов — начиная с программ мониторинга сетевой активности и систем распознавания лиц и заканчивая дронами. Неизбежным результатом коммерциализации стало попадание технологии в руки тех, для борьбы с кем она предназначалась

По мере того как коммерческая и техническая доступность росла, а затраты падали, она даже попала в руки террористических групп, таких как самопровозглашенное «Исламское государство»*, — указывает Уэсли Уорк.

Менее угрожающим физически, но не менее пугающим и опасным стало использование разведывательных технологий корпорациями.

Корпорации типа Amazon или «Яндекс» могут притворяться, что все делается для блага клиента, которому дрон или курьер доставят посылку к порогу, но на самом деле корпорации поняли, что слежка за метаданными и аналитика могут находить, нацеливать, использовать и удерживать потребительские аудитории, чему способствует рост платформ социальных сетей для большого объема рекламных объявлений.

Рост [объемов] разведки и ведения боевых действий — главное наследие терактов 11 сентября. Теперь он нашел совершенно неожиданное параллельное существование в сфере наблюдения за торговлей и весьма удачно назван капитализмом наблюдения,— подчеркивает Уэсли Уорк.

Стоит отметить, что государство уже продемонстрировало готовность применять технологии охоты за террористами против мирных граждан в виде «надзора» во время пандемии COVID-19.

Как считает Уорк, положительным моментом происходящего стало то, что изменения в мире государственного и частного надзора также оживили дискуссии о глобальном управлении, демократических правах, подотчетности и конфиденциальности.

«Поколение убийц»

В меньшей степени проблемой союзников США по НАТО, но огромной проблемой для самих США стал «ветеранский вопрос».

Несмотря на наш собственный афганский опыт, войну в Чечне и череду квазивоенных конфликтов последних десятилетий, для среднестатистического россиянина усилиями пропаганды слово «ветеран» ассоциируется с событиями Второй мировой и людьми весьма преклонного возраста на парадной трибуне 9 Мая.

Для американцев же это слово стало синонимом вороха проблем социальной адаптации, посттравматического расстройства психики, наркомании, пенсионного обеспечения — всего того, с чем зачастую столкнулись молодые люди, попавшие на войну буквально со школьной скамьи. Те, кто по воле политиков стали, по меткому выражению журналиста и писателя Ивэна Райта, «поколением убийц».

Кстати, именно внимание к ветеранской проблеме стало одним из ключевых моментов программы Дональда Трампа. Смог ли он решить ее? Вряд ли.

По данным издания Military Times, за прошедшие годы около трех миллионов американцев участвовали в войнах в Ираке и Афганистане либо в составе боевых подразделений, либо в качестве служащих вспомогательных подразделений.

В 2001 финансовом году, до крупномасштабного развертывания войск США в Афганистане, на ветеранов приходилось около 2,4% годовых федеральных расходов. К 2020 финансовому году эта цифра подскочила до 4,9%, хотя число ветеранов в Америке сократилось с 25,3 до 18,5 миллионов. Сегодня сумма дополнительных расходов на обеспечение растущих потребностей в уходе за ветеранами оценивается в сумму около 100 миллиардов долларов.

И это при том, что на пожизненное медицинское обслуживание могут претендовать только лица со значительными травмами. Остальные ветераны после 11 сентября имеют право только на пятилетнее бесплатное медицинское обслуживание через администрацию по делам ветеранов.

Последний анализ затрат на лечение ветеранов в ближайшие десятилетия показывает, что они составляют примерно триллион долларов. А к 2025 году стоимость ухода за ветеранами, служившими в Ираке и Афганистане, может превысить 2,5 триллиона долларов, что, как указывают исследователи Costs of War Project, приведет к трудным финансовым решениям как для сообщества ветеранов, так и для всей страны.

Большая часть расходов, связанных с уходом за ветеранами после 11 сентября, еще не оплачена и будет накапливаться еще долго. Войны в Ираке и Афганистане вызвали кризис в области помощи ветеранам. При этом уровень инвалидности превысил показатель, наблюдавшийся во время предыдущих войн. Это в долгосрочной перспективе нанесет ущерб не только ветеранам, но и налогоплательщикам США, которые будут нести эти расходы на протяжении десятилетий,— утверждает руководитель исследования профессор Гарвардского университета Линда Билмс.

Впрочем, у ветеранской проблемы есть и некоторый положительный эффект.

За два десятка лет сформировано серьезное сообщество и сеть неправительственных организаций, которые не только отстаивают права братьев по оружию, но и способны влиять на конгрессменов и общественное мнение. Последний же кризис с эвакуацией американцев из Кабула был отмечен успешными действиями негосударственных групп. Многие из них как раз представляли сообщества отставных военнослужащих.

Кто виноват?

По мнению Глеба Павловского, не стоит употреблять слово «вина», говоря о причинах неудачи в борьбе с террором, которую потерпел цивилизованный мир, и о том, что Россия и Америка не смогли стать полноценными союзниками.

Может быть, оглядываясь назад, по-разному оценить тогдашние возможности. Это ведь вопрос стратегии правильной или ложной,— считает господин Павловский.

Однако, по его мнению, нынешней «холодной войны 2.0» не было бы, если бы Джордж Буш просто обратил внимание на готовность России идти дальше.

Но ему нужны были просто солдаты, а Россия не собиралась поставлять ему солдат.

По мнению Глеба Павловского, неудачное взаимодействие РФ и США было предопределено.

Я думаю, что это в чем-то предсказуемая неудача, потому что Россия и США — две страны с глубоко на самом деле различным политическим строем, которые взаимно не понимают своих различий. Штаты не понимают нашего [политического устройства]. Мы не понимаем американского. Это очень быстро выявилось — почти сразу при попытке как-то взаимодействовать, вплоть до того, что даже бюрократическая иерархия была устроена по-разному совершенно в Москве и Вашингтоне, и просто не было со стыковки,— уверен господин Павловский.

Уроки, которые никто не выучил

После терактов 11 сентября западный мир начал осознавать угрозу терроризма и делал попытки понять ее коренные причины. Но, по мнению большинства исследователей и экспертов, говорить о том, что страны коалиции или Россия извлекли должные уроки из 20 лет войны, нельзя.

Глеб Павловский считает, что по разным причинам в Америке и в России не смогли полноценно осознать и сделать верные выводы.

Можно сказать, что вывод войск — это, безусловно, демонстрация отчасти извлекаемых уроков, потому что оставаться там — было только усиливать талибов* в Афганистане. Но всё равно эти два десятилетия не были проработаны как стратегический опыт.
Но и в России они не были проработаны как стратегический опыт одновременно и обществом, и властью. Общество не хотело серьёзно отнестись к проблеме терроризма и не стояло рядом с властью в этом вопросе. А власть использовала угрозу террора просто для огрубления применяемых средств,— считает господин Павловский.

И, по его мнению, сказать, что мы очень преуспели в борьбе с террором, нельзя, а значит, все мы в мире ждём новой волны терроризма с какими-то новыми, неизвестными нам особенностями. По мнению Патриции Саснал, нам еще предстоит ощутить самые далекоидущие социальные последствия войны с террором.

Ощущение постоянной незащищенности, повсеместное наблюдение, исламофобия и другие виды ксенофобии уже привели к распространению теорий заговора и общему упадку доверия к политикам и экспертам. Война с террором стала нормой жизни.

Дипак Гупта уверен, что одним из уроков войны с террором стало понимание хотя бы частью военных руководителей того, сколь велики и опасны подводные камни использования войск для решения социальных проблем. В своей статье он приводит слова, сказанные одним из ключевых персонажей войны с террором — главой Объединенного комитета начальников штабов адмиралом Майком Малленом, который признавал, что в последние недели своей работы на этой должности обнаружил, что задается вопросом: не вступаем ли мы в «послевоенную» эпоху, когда наши высшие офицеры понимают, что самые большие проблемы не могут быть решены с помощью военной силы?

* «Аль-Каида», «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Талибан» — террористические организации, запрещенные на территории Российской Федерации.