Еще в 2017 году я участвовал в исследованиях среды трудовых мигрантов в России из Средней Азии.

Проект инициировали Институт востоковедения РАН, Объединенный королевский институт по вопросам безопасности (RUSI, Великобритания) и некоммерческая организация «Поиск общих интересов» (SFCG, Бишкекское отделение).

В ходе исследований в примерно 30 городах России были выделены две основные группы трудовых мигрантов: 1) занимающие неквалифицированные позиции (подсобные работы на стройках, рынках, магазинах, уборке мусора и др., а также нелегальные мигранты); 2) квалифицированные работники (мелкие бизнесмены, профессиональные строители, мебельщики, водители общественного транспорта, ветеринары и т. п.). Значительная часть второй группы получила в разное время гражданство РФ. Отдельно исследовались студенты из стран Средней Азии.

Инициаторов проектов и участников исследований прежде всего интересовала первая группа (включая нелегальных мигрантов), поскольку именно эта среда оказалась благодатной для тех, кто вербовал в этой среде наемников для запрещенной организации ИГИЛ.

Позже мне довелось корректировать и дополнять основные выводы исследований 2017 года в ходе похожей работы в Узбекистане, в первую очередь исследуя среду так называемых репатриантов, граждан Узбекистана, которые были завербованы в ряды ИГИЛ* и которых в рамках специальной программы («Мехр/Милосердие») вернули на родину в 2020-2021 годах. В основном это были женщины. Выяснилось, что у основной части этой группы репатриантов (более 150 семей) мужья работали в РФ, где основная их часть и была завербована в ряды ИГИЛ.

В рамках исследования в числе прочего мы пытались найти ответы на следующие вопросы. Можно ли говорить о том, что исповедуемая трудовыми мигрантами форма ислама, «привезенная» ими с родины, стала благодатной почвой восприятия фундаменталистских («ваххабитских») версий ислама? Где происходила «ваххабизация» незначительной части трудовых мигрантов, всегда ли это приводит к их вовлечению в группы террористов? Почему ислам становится формой идентичности и отчасти идеологии трудовых мигрантов?

Стоит отметить, что, во-первых, в самом Узбекистане любые формы фундаменталистских (нетолерантных и тем более террористических) толкований ислама не просто преследуются законом, но вызывают серьезную критику богословов и верующих. Эта критика имеет давнюю историю, после долгих и сложных перипетий лояльные богословы перехватили инициативу и создали серьезные основы для доминирования толерантных версий ислама. Их позитивное влияние поддерживает государство, в том числе финансируя исламские образовательные учреждения, отслеживая и регулируя медиапространство, предпринимая иные меры для сохранения стабильности в религиозной сфере.

Во-вторых, основная часть мусульман Узбекистана относится к категории тех верующих, кто придерживается так называемого религиозного минимализма. Иными словами, культурно и по идентичности они признают себя мусульманами (обязательно сочетая это с национальной или локальной идентичностью), однако не всегда выполняют предписания веры, особенно ритуальные. Например, редко или нерегулярно молятся, в большей степени придерживаются своих национальных обычаев, имея при этом смутное представление об исламских установках и т. п. Соответственно, именно из этой среды (как оказалось, социально более мобильной) состояла основная часть трудовых мигрантов, нашедших работу за рубежом. Именно они очень далеки от фундаментализма как ментально, так и идеологически.

 

 

 

В результате исследований установлено, что «реисламизация» этой части трудовых мигрантов в форме более регулярного следования ритуальным предписаниям состоялась именно во время трудовой миграции.

 

 

 

Этот феномен поиска новых (чаще всего религиозных) форм социальных коммуникаций в другой стране стимулирован в большей степени естественными формами отчуждения (социального, культурного, языкового и пр.) от принимающей мигрантов страны. Речь не идет об агрессивном неприятии мигрантами в России всего окружающего, в том числе и местного населения. Хотя, чего греха таить, эти явления (отчуждение, дискриминация, неприятие на основе этнических предрассудков) тоже иногда случаются в повседневном общении, причем с обеих сторон.

Прибывающие в страну трудовые мигранты стараются адаптироваться, ищут и находят новые формы социальных коммуникаций с себе подобными. Иными словами, естественно желание мигрантов восполнить формы коммуникаций, которые были у них на родине. Ислам, точнее, его коллективные ритуалы и легитимный статус этой религии в России, предоставляет наиболее доступный способ для такого рода коммуникаций (молитвы, послемолитвенное общение), дающий мощные стимулы единения и преодоления чувства отчуждения вдали от родины.

Отмечу также позитивную роль ряда имамов из Узбекистана в молельных домах России. Большая часть этих имамов – выходцев из иммигрантской среды – вполне лояльны к властям и охотно идут на сотрудничество с государственными службами. В целом они имеют позитивное влияние на своих прихожан и способствуют повышению их толерантности, призывают не забывать, что они в чужой стране и т. п.

Правда, некоторые российские исследователи говорят о феномене «реисламизации» среди трудовых мигрантов, в том числе и в «ваххабитских версиях», которые создают почву для нетерпимости, крайнего отчуждения, а в конечном итоге – благодатную почву для прямых вербовок в террористические группировки.

 

Однако носителями и пропагандистами подобных версий ислама в агрессивных формах мигранты становятся крайне редко. Как удалось выяснить во время упомянутых исследований, в основном в ряды «ваххабитов» и затем жертвами вербовок в террористические группы становились те трудовые мигранты, кто был доведен до отчаяния неприемлемыми условиями работы и прямой дискриминацией работодателей либо иными формами давления. Нашими исследованиями установлено, что влияние запрещенной организации ИГИЛ в РФ не связано с трудовыми мигрантами.

 

 

 

Мигрантов скорее можно отнести к объектам вербовок в ИГИЛ, которые были организованы выходцами с Кавказа.

 

 

 

Таким образом, риторика о том, что из стран Средней Азии приезжают мигранты с крайними взглядами, мягко говоря, неточная. В подавляющем большинстве трудовые мигранты – это люди, которые едут в Россию, чтобы заработать трудом. Очевидно, что грандиозное строительство во многих крупных городах России, поддержание приемлемого санитарного состояния городов, стабильная работа ряда сфер обслуживания и прочие удобства – это во многом заслуга трудовых мигрантов.

Одновременно трудно спорить с тем, что в среде мигрантов имеют место преступления, в том числе и громкие. Это особенно раздражает россиян и побуждает политиков эксплуатировать эти темы, еще больше подогревая вопрос миграции, искусственно выводя это явление в разряд первоочередной угрозы для России.

К счастью, руководители наших стран, сохраняя политическую трезвость и вполне осознавая важность темы миграции, практически на всех встречах обсуждают проблемы в этой сфере, способствуют решению вопросов, связанных с трудовой миграцией.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ